— Наверное, Бол тренировался в стрельбе по мишени, — предположил Август. — Стрелял по коровьим лепешкам.

Август радовался небольшому перерыву, возникшему благодаря несчастному случаю. Ехать весь день рядом с коровами — занятие однообразное. Вообще всякая постоянная работа казалась ему монотонной. С его точки зрения, жизнь в основном разнообразили со бытия вроде этой катастрофы, а иначе каждый день был похож на другой, скрашиваемый иногда игрой в карты.

Жизнь стала еще интереснее через несколько минут, когда подошедший Боливар заявил, что он уходит с работы. На разбитый фургон он даже не взглянул.

— Я не хочу туда ехать, — обратился он к капитану. — Вернусь назад.

— Да что ты, Бол, у тебя там нет никаких шансов, — удивился Август. — Такой знаменитый преступник. Какой-нибудь молодой шериф в погоне за репутацией повесит тебя на полпути к границе.

— Плевать, — сказал Боливар. — Я возвращаюсь. По правде говоря, он думал, что его и так уволят. Он дремал на козлах, видел во сне своих дочерей и нечаянно выстрелил из ружья. Отдача сбросила его с сиденья, но и тогда он не перестал видеть сон. Во сне его жена злилась, а когда он открыл глаза, то увидел уносящихся прочь мулов. Свиньи разрывали крысиное гнездо под кактусом. Бол так разозлился на мулов, что пристрелил бы одного из них, да вот только они давно уже были вне пределов досягаемости.

Он не видел, как свалился с обрыва фургон, но не удивился, что он рассыпался. Мулы попались быстрые. Даже если бы ему не помешал сон, то вряд ли бы он по пал хоть в одного из них из ружья.

Это падение убедило его, что он достаточно долго прожил с американцами. Они не были его companeros. Большинство его companeros давно умерли, но его страна еще жива, и в деревне еще есть несколько человек, которые любят поговорить о давно прошедших днях, когда они занимались кражей скота из Техаса. В те годы его жена еще так не злилась. Пока он шел к разбитому фургону и группе людей около него, он решил, что вернется. Он устал видеть свою семью лишь во сне. Возможно, на этот раз, когда он появится, жена ему обрадуется.

Так или иначе, а американцы зашли слишком далеко на север. Он до конца не поверил, когда Август сказал, что они собираются идти на север несколько месяцев. Август часто говорил впустую. Боливар предполагал, что они проедут несколько дней и продадут скот либо организуют ранчо. За всю свою жизнь он ни разу не ездил дальше от границы, чем на два дня тяжелого пути. Теперь же прошла уже неделя, а американцы все не собирались останавливаться. И так он уже слишком далеко от реки. Он скучал по семье. Хорошенького понемножку.

Калл особенно не удивился.

— Ладно, Бол. Лошадь хочешь? — спросил он. Старик готовил им десять лет. Он заслужил верховую лошадь.

— Si. — Бол вспомнил, что до реки далеко, а оттуда еще три дня до деревни.

Капитан поймал старику покладистую гнедую.

— Вот только седла у меня для тебя нет, Бол, — заметил он, передавая старику коня.

Бол пожал плечами. У него имелось лишнее серапе, которое вполне может заменить седло. Кроме ружья, это была его единственная собственность. Через мину ту он мог уже отправляться в путь.

— Ну, Бол, если передумаешь, ищи нас в Монтане, — сказал Август. — Может статься, твоя жена чересчур заржавела. Вдруг тебе захочется вернуться и приготовить нам еще несколько коз и змей.

— Gracias, Capitan, — поблагодарил Бол, когда Калл передал ему поводья. И он уехал, не сказав никому больше ни слова. Августа это не удивило, поскольку Бол проработал на них все эти годы, так и не сказав ни кому ни слова, если только его к этому ни вынуждали.

Но его отъезд удивил и огорчил Ньюта. Даже под портил ему радость по поводу того, что Липпи остался жив. Ведь, так или иначе, он потерял друга, не Липпи, так Бола. Ньюту неудобно было в этом признаваться, но он охотнее потерял бы Липпи. Разумеется, он не хо тел, чтобы Липпи умер, но он бы не возражал, если бы тот решил вернуться в Лоунсам Дав.

Но уехал Бол, положив перед собой ружье. На мгновение Ньют почувствовал такую тоску, что чуть не опозорился и не заплакал. Он еле сдерживал слезы. Как мог Бол просто взять и уехать? Он всегда был поваром и вдруг за пять минут оказался для них потерян. Все равно что умер. Ньют отвернулся и начал демонстративно раскладывать постель, стараясь скрыть свое огорчение. Если они станут так терять людей, то к Монтане у них никого не останется.

Боливар тоже грустил, уезжая. Теперь, когда он уже ехал, он не мог сказать точно, почему он так решил. Возможно, он боялся попасть в неловкое положение из-за фургона. Ведь это его выстрел вспугнул мулов. И еще он не хотел забираться так далеко на север, откуда трудно будет отыскать дорогу назад. Он ехал и думал, что снова сделал дурацкий выбор. Не так уж он скучал по своей жене, они давно отвыкли друг от друга и не собирались привыкать снова. И еще он чувствовал горечь. Capitan не должен был его отпускать. Ведь кроме него, у них там никто не умел готовить. Он не любил американцев по-настоящему, но привык к ним. Скверно, что они неожиданно решили собрать весь этот скот и двинуться на север. Жизнь в Лоунсам Дав была легкой. Полно коз, которых легко поймать, и жена на как раз подходящем расстоянии. Когда ему становилось скучно, он бил в обеденный колокол сломанным ломом. Ему почему-то доставляло большое удовольствие бить ломом по колоколу. К самому обеду или еще к чему это почти не имело отношения. Просто нравилось, и все. Когда он останавливался, то слышал, как эхо уносит звук колокола в Мексику.

Он решил, что поскольку никуда не торопится, то остановится в Лоунсам Дав, чтобы еще несколько раз ударить в колокол. Он может сказать, что так приказал капитан. Эта мысль его утешила. Хоть какая-то компенсация за его остальные дурацкие решения. Он ехал на юг, не оглядываясь.

42

— Ну, если мы не были обречены с самого начала, мы обречены сейчас, — сказал Август, глядя вслед уезжающему Боливару. Он с удовольствием пользовался каждой возможностью печального пророчества, а потеря повара вполне для этого годилась. — Думаю, мы все поотравляемся, не успев далеко уехать, раз у нас нет постоянного повара, — добавил он. — Я толь ко надеюсь, что первым отравится Джаспер.

— А я и не любил, как старик готовил, — заметил Джаспер.

— Ты с тоской о нем вспомнишь, когда отравишься, — предрек Август.

Утренние события сильно огорчили Калла. Он не слишком переживал из-за потери фургона, колымага и так дышала на ладан, но он огорчился из-за ухода Боливара. Когда Калл собирал команду, ему не нравилось терять кого-либо из своих работников, неважно по какой причине. Теперь кому-то придется делать дополнительную работу, а это вряд ли понравится любому. Боливар работал на них десять лет, так что жаль было по терять его так внезапно, хотя, затевая поездку, Калл не рассчитывал на Бола. Все-таки он мексиканец. Если он не скучает по семье, то скучает по своей стране, как, к примеру, ирландец. Аллан О'Брайен теперь каждый вечер пел свои песни, полные тоски по дому. Они были такими печальными.

Август увидел, что огорченный Калл стоит в стороне. Временами с ним случались приступы тоски. В такие периоды Калл казался парализованным мучившими его сомнениями, которые он не высказывал вслух. Но эти приступы никогда не случались во время настоящего кризиса. Их вызывали, как правило, незначительные происшествия вроде поломки фургона.

— Может, Липпи умеет готовить, — высказался Август, чтобы посмотреть, как на это прореагирует Калл.

Липпи нашел кусок старого мешка и пытался с его помощью стереть грязь с головы.

— Да нет, я никогда не учился готовить, я только учился есть, — возразил он.

Калл вскочил на лошадь, надеясь, что плохое настроение пройдет. В конце концов, никто не пострадал, стадо продвигается хорошо, и не такая уж большая потеря этот Бол. Но настроение не исправлялось. У него было такое впечатление, будто ноги налиты свинцом.